Человек в чётном гулял в парке, а фея преследовала его. На самом деле человека звали Чарльз, но маленькой Моргане больше нравилось сочинённое ею же прозвище. Человек в чётном окружал свою жизнь парными предметами: если костюм — то двойка, если мониторы — то парой. Даже на завтрак он брал два круассана и выпивал двойной эспрессо. Поэтому она и окрестила его Человеком в чётном.

Причина, по которой стрекозокрылая фея в платье, одобренном Коко Шанель, заинтересовалась Чарльзом, была проста: этот человек источал таинственность. При этом он был наискучнейшей персоной на свете с жизнью, дотошно расписанной по секундам. Его распорядок на каждый день всегда был одинаков: подъём в шесть тридцать две, ровно семь минут на приведение себя в порядок, двенадцать — на завтрак, три часа и ещё восемнадцать минут — на работу. Потом он выходил в парк, прогуливался и читал до заката, снова работал, заканчивал за минуту до полночи и ложился спать. Всё настолько рутинно и скучно, что уже на третий день наблюдений Моргана зевала во весь рот.

Но его глаза… точнее — постоянное их отсутствие… Моргану одолевало очень странное ощущение, что за чёрными стёклами очков-гогглов, непрозрачными, как сама изначальная Тьма, прячется какая-то тайна, ведь в этих очках Чарльз и спал, и мылся, и вообще ни при каких обстоятельствах их не снимал. Иногда ей казалось, что Человек в чётном её видит: слишком уж подозрительно его взгляд задерживался порой на тех местах, где она сидела. Однако обычный человек не может увидеть фею, если она этого не хочет.

Кем работает Чарльз, Моргана так и не поняла. То ли историк, то ли лингвист, он постоянно что-то печатал, а на его мониторах мельтешили непонятные символы и графики. Раз в год, тридцать первого января, он уезжал на неделю вглубь страны, всё время в разные города. Приезжал довольный и отдохнувший, можно даже сказать посвежевший.

Маленькая фея наблюдала за Человеком в чётном много циклов великого танца Королев Фей. За это время мужчина не постарел ни на миг. Тайна окружала его и не желала поддаваться. Это действовало на нервы!

Всё завершилось в конце очередного января, когда у Чарльза сгорел один из мониторов. Это случилось неожиданно: экран замигал, сверкнул и погас, из внутренностей потёк жирный чёрный дым. Громкий — даже слишком громкий — вздох Человека вырвал Моргану из праздной послеполуденной дрёмы, и она увидела небывалое: гогглы лежали на столе! Правда, Чарльз закрывал лицо руками. Фея раздосадованно стукнула по книжной полке. Чарльз сидел так, не шевелясь, до самой темноты, и, заскучав, фея снова уснула на полке.

А после щёлкнул свет. Потом щёлкнули пальцы. Фея проснулась.

Лицо Человека было близко. Слишком близко. Глаза, не закрытые чёрными стёклами, сияли янтарным светом.

— Привет, — сказал он ей. — Ты прекрасно подойдёшь.

Резкий бросок руки — и растерянная фея уже приклеена на скотч к столу перед умершим монитором. Чарльз склонился над ней. В пальцах он вертел острую и очень неприятную на вид иглу, в которой даже на расстоянии ощущалась мрачная древняя Сила.

— Отдай мне себя, фея. — Голос Человека в чётном стал меняться, сделался более глубоким. — Свою магию, свою жизнь. Укрепи меня. Помоги остановить танец Королев.

Его силуэт внезапно раздвоился. Одна часть осталась Чарльзом. Другая была выше — и в то же время ниже. Оскаленный череп без плоти был привинчен к человекоподобному корпусу из тикающих шестерёнок. Моргана с содроганием узнала его — Часовщика-внутри-Черепа, изгнанного из Благого Двора за восстание против Королев Маб и Титании. С той поры прошли тысячи циклов, и теперь про него рассказывали только в страшных сказках. Но вот он, здесь, перед Морганой.

Голос, раздвоенный, снизился до громкого шёпота:

— Двор, что изгнал меня…

— Двор, что приютил отца…

— И Королева, что забрала власть…

— И Королева, что не вернула его…

И слился в едином порыве чистейшей, похожей на ярость первобытной стихии, ненависти:

— МЫ УНИЧТОЖИМ ИХ!

Рука с иглой поднялась в воздух, и сверкнувшее острие вошло в тело Морганы легко, словно она была сделана из бумаги. Ледяная боль прошила маленькую фею насквозь. Предвечный холод, что существовал ещё до создания мира, высасывал из неё всё волшебство, превращал её в простой источник силы. Теперь ожить ей не помогли бы даже хлопки маленьких детей.

Фея начала рассыпаться сверкающей пылью. Двойной Человек собрал эту пыль, подошёл к зеркалу, по пути снова становясь единой фигурой. Но не до конца. Отражение лица Человека в чётном встретилось с оскаленной гримасой Часовщика-внутри-Черепа.

— Чарльз Винстон Честерфилд, наша месть всё ближе.

— Часовщик-внутри-Черепа, я жду момента уже слишком долго.

— Чарльз, скоро. Это предпоследняя жертва.

Человек в чётном уставился на горстку пыли. Сотни фей уже рассыпались вот так, просто и банально, однако каждый вдох магических останков насыщал существо внутри, да и Чарльзу перепадала толика силы. Липкая ненависть к Королевам объединяла их с Часовщиком мысли, но порой Чарльз задумывался — а стоит ли месть за погибшего отца такого количества отнятых жизней?

Человек вздохнул. Потом втянул носом пыль. Часовщик внутри довольно заурчал.

Ждать оставалось совсем недолго. Время подходило к концу. А пока Чарльз снова должен был возвратиться в цикл, чтобы сдерживать Часовщика. В скуку, отстукивающую секунды.

Человек в чётном прогуливался по парку. Его никто не преследовал.