* * *

Прижавшись лбом к холодному стеклу,
я наблюдал процесс самораспада
холодной осени.
Ни просини
сквозь вьюгу листопада,
застывшей на подвыпившем ветру.
Подвыпевшем — так было бы вернее.
Навывшемся, напевшемся, усталом
и одряхлевшем. Враз. Среди квартала.
Комок листвы осенней карусели,
чуть-чуть не долетевший до аллеи,
где листья клёна, как сердца, алели
на грязно-буром стоптанном снегу.
И алость их, не в силах победить,
выкрикивала мрачные пророчества
и наливала ртутью одиночество.
Я наблюдал —
И так хотелось выть,
Прижавшись лбом к холодному стеклу.


* * *

С утра уйду
в розовость востока.
Вослед печальный Гайдн —
хорошо ль, плохо ль?

Сонные фаготы,
жалобные флейты
угадывались долго —
кто ты? Где ты?

Плывут к печальной дельте
синие драконы.
Жалобные флейты.
Дикие законы.


Песенка друзьям

Жизнь катится престиссимей,
Чем думали и пели мы.
Сиди себе, свисти себе,
А дети — раз, и сделаны,
А дети — раз, и сделаны,
И, вроде как, ко времени.
Растут быстрее дочери,
Чем думали и пели мы.

Друзья пережинилися,
Подруги вышли в замужи.
Плывут по лужам счастия
Кораблики бумажные,
Кораблики бумажные
И к бурям непривычные,
А лужи, хоть и счастия,
Но грязью ограничены.

Сменяя лето осенью,
Божок пузатый хмыкает
И награждает проседью,
Ну, а кого — и лысиной,
Ну а кого — и лысиной
Не наградил до пенсии?
Что ж, значит, не был гением.
Сиди себе, свисти себе.

Расходимся по времени,
Вот горькая, но истина.
Не обменявшись мненьями,
Не поделившись мыслями,
Не поделившись мыслями
Ни с кем самоуверенно.
Жизнь катится престиссимей,
Чем думали и пели мы.


Кантехондиссимо

Я, может быть, уйду в печаль,
Со вкусом листьями шурша,
И паутиночье «прощай» —
Печальный отзвук лета —
Уцепится за пальцы трав,
А я пойду искать Грааль,
И лёгкой белочкой душа
Метнётся под подол плаща,
И мы пойдём вдоль Леты...
И буду я не прав.


* * *

касаясь кончиком ногтя
стены печали
у опрокинутых ворот
стою вначале
и запах лунного стекла
как мякиш хлеба
стирает линию судьбы
с ладони неба.


* * *

Зелёная луна
ущербная чуть-чуть,
слегка перечеркнув
раскосыми глазами,
бутылкою вина совсем перечеркнуть
транзитный огонёк, перерождённый
в пламя.
Бутылкою вина стучит в сухую грудь.
Вздохнуть. Нет, не вздохнуть.

Ах, увидеть бы тебя
брови хмурящей!
Только нет к тебе пути,
нет дороги.
В одиночестве ночи температурящей
лист седой под ногой
на пороге.


* * *

День был грязно втоптан в память,
как цветок в пустую площадь.
Он повис на мозге пьяно,
как десантная корона.
Растеклись цветные мысли
черно-белым подаяньем.
И простуженной судьбою
материлася ворона.

Мутный разум проклял небо,
жёлтым саваном тумана,
паутиной занавесил
влажные глаза озёр.
Лишь проткнув собой пространство,
с опозданьем я заметил,
что совсем не понимаю
бывших братьев и сестёр.


* * *

из меня вытек весь голос
как искрящийся ёжик пшеницы
из-под ласковых рук комбайна
колосились твои ресницы
и кессоново булькало горло
печалью
и держала те розы помятые
с непредвзято брезгливой апатией
а мне не было стыдно за розы
и мне не было больно за чувства
грустно
мне кивали наглые бонзы
из поддельной китайской бронзы
с пыльных полок усталого мозга
я глядел не меняя позы
как бежала шаги роняя
в пустоту стаканным стуком
в пустоту стаккатным стуком
в пустоту стократным стуком
и сдавило тисками слово
издавило тисками слово
распрямилось свистнувшим луком
и умчалось
всю жизнь картавя


Преддетные стихи

Мне часто снится глуповатый Нил,
Поросший оволошенными пальмами,
Покрытые бананами случайными.
Лиановым сплетеньем хищных жил
Они печально улыбаются тебе,
А ты идёшь босая по воде,
Слегка касаясь зеркала запруды.
Луч солнечный целует нежно груди
и ягодицы, кое-что ещё...
Я просыпаюсь.
Ты в моё плечо
сопишь.
Я снова засыпаю.
И ты опять, бессовестно нагая,
бредёшь сквозь эротическую тишь!
Я просыпаюсь!
Ты опять сопишь!
Я засыпаю из последних сил!
Мне снова
снится
глуповатый
Нил!


Песня для женского голоса в мужском сне

На левой стене я повешу халат.
На правой стене измочалена плеть.
На третьей стене напечатан Сократ.
В четвёртую буду смотреть.
Мой маленький паж будет хмур, словно сон.
Мой юный скрипач, будто загнанный зверь,
Раздавит в зубах беспощадный кулон
И выйдет в закрытую дверь.
Слетит с потолка одинокая грусть.
Следит с потолка позолотою день.
Мой враг не дождётся, когда я проснусь,
И выйдет в закрытую дверь.
Над зеркалом пыльным повешу стихи.
Две трети — что было, без смысла на треть.
За зеркалом слёзы кристально тихи,
Но в зеркало мне никогда не смотреть.
Да, в зеркало мне не смотреть.