Сад полнился звуками и запахами. Пение, стрёкот, свист доносились с цветущих аллей. Белые, розовые, лиловые, пурпурные деревья и кустарники заполняли всё вокруг. Одни в задумчивом одиночестве тянулись к небу, вторые выглядывали из-за ворот или устало склоняли пышные ветви на крыши, третьи глухой стеной окружали домики, словно бы оберегая их от чужого взгляда. Беззаботный ветер лениво слонялся меж ними, не зная, чем занять себя и чем насытиться.
Оля, дотрагиваясь до кисточек сирени, восторженно вдыхала их сладкий аромат. Обогнав Андрея, она прошла вперёд и присела у брошенного кирпичного домика, расколотого трещиной на две половины. У его подножья у самой дороги белели ландыши, казавшиеся оброненными ниточками жемчуга. Оля осторожно срывала цветы и листья. Андрей стоял неподалёку и жадно пил воду из бутылки.
— Ну? — поторопила его Оля. — Мы назвали уже солнце, весну, пух, венок... Ещё есть что-нибудь?
Они соревновались в том, кто больше придумает ассоциаций к слову.
— Одуванчик — сорняк, — пожал плечами Андрей.
— Тогда лекарство.
Андрея, вздохнув, почесал затылок.
— Любовь.
— Ого, здорово! Это потому что солнечное и пушистое?
— Скорее потому, что куда не плюнь, везде они, — насмешливо улыбнулся молодой человек, убирая бутылку в рюкзак.
— М-м-м.
— Ну, а что у тебя с любовью ассоциируется?
— Не знаю. Может, ландыши? — Оля показала букет.
— Между прочим, это ядовитое растение. — Андрей озабоченно поглядел на темнеющее небо.
Оля тоже вскинула голову. К саду медленно подбиралась плотная чернильная туча. Похожая в своей неизбежной ненасытной силе на страх, она проглатывала ясную синеву.
— Гроза будет, — заключил Андрей.
— Не успеем?
— Успеем, если поторопимся.
До домика добежали быстро. Скинув рюкзаки на кухне, взялись каждый за своё дело. Андрей поправлял напротив веранды самодельную печь из кирпичей, бросал в неё сухие деревяшки. Оля искала на кухне посуду, смывала с неё старую пыль. Когда, нарезав овощи и хлеб, она вышла из домика, Андрей уже жарил сосиски на решётке. Ветер к этому времени переменился, стал настойчивым и резким. Птицы низко кружили над садом, казалось, испуганно перекрикиваясь. Где-то вдалеке, где ещё сияло слепое солнце, отозвалась кукушка, но скоро смолкла.
Оля прошла по непаханой, затвердевшей земле к кустарникам. Остановившись у смородины, она оглянулась и посмотрела на кучерявый затылок и широкую спину Андрея. Что-то тревожное, ноющее стало закрадываться в сердце. Стараясь отрешиться от неясных предчувствий, она принялась осторожно отщипывать листики.
— Оль, вынеси чайник! — крикнул Андрей.
Она поспешила обратно.
— Какое небо чёрное! — выдохнула чуть слышно Оля, подавая чайник Андрею. — Как будто мешок накинули...
— Зайди в дом, — скомандовал молодой человек. — Я сейчас.
Сбросив кеды на пороге, она прошла в комнату и наконец осмотрелась. Полинялый широкий диван, сервант с покосившимися дверцами, прожжённый сигаретами коврик на полу. Здесь пахло неживым домом, домом, который навещают редко. Оттого и все предметы вокруг казались погружёнными в глубокий сон. В полутьме девушка подошла к столу, покрытому вязаной серой скатертью, и пальцем провела по пыльному боку вазы, в которой стояли мёртвые веточки и цветы. Когда Оля раскрошила сухой листик, остро запахло осенью.
В эту же минуту с резким стуком распахнулась и через мгновение глухо захлопнулась форточка. Отбросив в сторону занавеску, Оля спешно задвинула щеколду и посмотрела на улицу. Деревья покорно гнулись к земле, ветер метался и стегал их нещадно. Когда в тугих чёрных тучах блеснула острая молния, из раненного неба хлынул дождь. Прогремело — пронзительно и яростно. Через распахнутую дверь в дом влетел мокрый Андрей с закопчённым чайником. Оля вздрогнула.
— Буря мглою небо кроет, — оживленно улыбался он.
— Ты где так долго был?
— Калитку сорвало. Будем ужинать? Ты что такая? — удивился молодой человек, глядя на помертвевшее лицо Оли. — Боишься?
Она не ответила.
— Жалеешь? — спросил он невесело.
Она лишь покачала головой.
— Было так солнечно, тепло, и вдруг. Всё так быстро изменилось...
— Дурочка, — с нежностью выдохнул Андрей.
Бросив чайник на дощечку на столе, он вынул из рюкзака свежий чистый плед и укутал Олю.
— Дурочка моя смешная, — прошептал он горячо.
Оля спрятала лицо у него на груди. Андрей погладил её по голове.
— Всё скоро кончится. Пойдём есть.
Андрей зажёг серую свечку в рюмке.
— А ты знаешь, какой самый студенческий подарок? — подбадривающее спросил он, накрывая на стол.
— Кружка? — Оля положила листики смородины на донья чашек.
— Нет, — засмеялся Андрей и залил их кипятком. — Это самый февральский подарок. — И, подумав, добавил: — В школьные годы.
— Книжка?
— Ну-у-у, почти. Не каждый студент был бы рад такому подарку. У нас такое не котируется. — Он достал из пакета сгущённое молоко: — Вот!
Оля улыбнулась.
— Моей подруге однокурсники дарили сгущёнку. Ещё и открывашку с ложкой принесли. Так что она на паре почти всю банку умяла.
— Ха! Это по-нашему!
Под неустанную дробь дождя сели за стол. За окном всё так же сверкало и громыхало. С появлением Андрея в домике стало уютнее и даже как будто теплее. И всё же Оля не знала, как подступиться к еде. Ей было неловко, она боялась показаться неуклюжей и нелепой.
— А вы тоже на дни рождения скидываетесь? — нарушила она тишину.
— Нет, — пробормотал Андрей, с аппетитом жуя сосиску. — Прошли те времена. Сейчас всех парят только госы и диплом.
— Вообще в университете мне нравится больше, чем в школе...
— Угу! Самые крутые годы.
Наступила неловкая тишина.
— А чем ты займёшься после универа? — снова спросила Оля.
— Ешь, — понимающе улыбнулся Андрей. — Когда я ем, я что? Глух и нем.
Майская гроза, вспыхнув, прогорела быстро, как листок бумаги. Скоро всё стихло и успокоилось. Как в половодье, по небу плыли сизыми льдинами расколотые тучи. За крышами виднелась стекающая за горизонт тёплая вечерняя заря. Пахло землёй, влагой, побитой зеленью. Волнующая тонкая песня соловья с тихим низким рокотом, щёлканьем и протяжным чистым свистом разливалась по притихшему саду. Оля стояла на открытой веранде — смотрела на листву, усыпанную крупными каплями, слушала природу, перебирая букет ландышей, который она в спешке бросила и забыла здесь до грозы. На душе у неё было ясно и хорошо. Скоро вышел Андрей. Он обнял её сзади и уткнулся носом ей в затылок. Простояли они так в звонкой тишине до самых поздних густых сумерек.
— Ты замёрзла. — Андрей взял девушку за руку. — Идём.
Он завёл её в дом. Увидев при свете догорающей свечи приготовленную постель, Оля оторопела, внутри неё отрезвляюще похолодело.
— Завтра рано вставать, — сказал Андрей, глядя на девушку. — Надо успеть на первую электричку.
Промычав что-то в ответ, Оля подошла к столу и положила на скатерть обмякший букет. Пока она искала для него стакан в серванте, пока неспешно наливала в него воду из бутылки, Андрей неотрывно наблюдал за ней. Долго отгораживаться от его жгучего, выжидательного взгляда она не смогла. Поставив ландыши в воду, Оля подняла голову. Андрей неподвижно стоял в дверном проёме и молчал. Нехорошо молчал. Оля оцепенела. Время для неё замерло. Всего мгновение они смотрели друг другу в глаза, но каким долгим, палящим оно показалось ей.
Она не поняла, как Андрей подошёл к ней, как обнял. Крепко и настойчиво. Оля, как в тумане, отшатнулась и, задев стаканчик рукой, опрокинула его. Вода растеклась по скатерти, цветы упали на пол. Андрей потянулся к Оле, но она испуганно отвернулась. Тогда он обжёг губами её шею. Оля не заметила, как оказалась на диване. Сердце её глухо и больно билось в груди.
— Андрей! — крикнула она, отстраняясь.
Он остановился, расслабил руки. Оля выскользнула. Глубоко и часто дыша, прижалась к стене.
— Оля... Спокойно, — тихо прошептал Андрей, приподняв руки, как бы показывая, что безоружен. — Спокойно.
Глаза у него расширились от удивления и страха. Оля закрыла лицо дрожащими руками и тихо заплакала.
— Оля, пожалуйста, — молящим голосом попросил Андрей. — Олечка, не плачь. Всё хорошо, слышишь?
Он осторожно подошёл к ней и неуверенно обнял. Оля ледяными руками вцепилась в него.