Лето

Лету объявлен бойкот
Погоде устроен протест
Ливень дырявя зонты
Назначил домашний арест.

Утро случилось у всех
И в окна просился восход
Солнечных требуя дней
Наклеил наклейки на рот.

Сонный народ ото сна
Очнулся и тянется вверх
Пятки коснулись тепла
Прогнозов надежды и вех.

Душному лету дан шанс
Наполниться воздухом вмиг.
Плавится улица ждёт.
Полночное шествие. Крик.


Голубь

Сидел я в парке. На меня
Смотрел печально голубь.
Он, так же как и я, хотел
Нырнуть с концами в прорубь.
Но грело лето, и река,
В которой были все мы,
Доступностью стирала в нас
Самоубийства схемы.
И белый голубь, интерес
Отбросив точно влево,
Умчался в синий горизонт.
Из нас двоих он первый.
Меня оставил одного
Глядеть во тьму отчизны
С надеждой встретиться ещё
Но он, я знал, капризный.
И каждый день я приходил
Делить свою усталость
С тем белым голубем в тот парк.
Река нас дожидалась.


Для тебя

Мне бы петь о любви
Бесподобно красивую песню
Чтобы ангел спустился на землю
Наблюдать как мы счастливы вместе.

И на берег пусть сходит луна
Отражаясь в таинственной мути
И с высоток пусть прыгают звёзды
Разбиваясь блестящею ртутью.

Мне бы петь для тебя
Безупречно рифмуя реальность
С каждодневными яркими снами
Обнажая ночей ритуальность.

Южный ветер разводит мосты
Лишь на время тебя отдаляя
Обрекает меня на печали.
Никогда не любил расстоянья.


Хата с краю

Июнь. Темно.
Я снова лягу в землю.
Плевать что снова заплюют.
Пустынный город дремлет
Даруя жителям уют.

На мост. К реке.
Спасенье где-то здесь
Луной выходит на поверхность
Едва успевшей надоесть
И демонстрирует бездетность.

Жара. Привык.
Ещё впитать бы влаги.
Плевать что вскоре отберут
Последний лист бумаги —
«Стихотворение не труд».

Пожар. Толпа.
Она здесь как объект
Что хочет поменяться местом
С субъектами и на проспект
Выходит с полуголым средством.

Так-так. Идут.
Земля меня скрывает
Питая серою водой.
«Моя ведь хата с краю».
За кем теперь пришли? За мной?


Биарриц

Я тебя отнесу на вершины
Угловато обветренных скал
Подарю это раннее солнце
О котором я вряд ли писал.
И внизу под свернувшимся небом
Ты откроешь красоты земли:
Совершенство рождается утром.
В океанской прибрежной мели

Ты увидишь как точится камень
О волну атлантических вод
Умываясь соленою пеной
Отражает наш редкий восход.
Мы в блокнотах отметим начало
Самых новых последних начал
И услышим как в маленькой бухте
Наполняется людом причал.

Рыбаки собираются в море
Чтоб рассеять угрюмый туман.
Возвращения их ожидают
Горожане маяк ресторан.
Я замечу как ловишь ты взглядом
Силуэты проснувшихся птиц.
Я тебе подарю это утро.
Шум прибоя. Песок. Биарриц.


Муза

Муза больна: неистово курит
Насморк и боль и температурит
Влезла на крышу. След Маргариты.
Кашляет на забытые плиты.

Муза одна не справится: разве
Можно продлить сомнения праздник?
Дым окружил каминные трубы.
Муза одна. И я один глупый.

Слушает ночь. Оставлено тело.
Нос заложило — нет ему дела.
Запахов нет — лишь виды на город.
Холодно: дождь пробрался за ворот.

Муза жива: ей лишь одиноко
Только и ждёт что встретится кто-то.
Я забираюсь тоже на крышу
Сказки ее тоскливые слышу.


Сент-Обен

Октябрь ползёт облаками
Деревья уже казнены
Мадамы стучат каблуками
Не видя своей кривизны.

Ветрами гордится погода
Но вряд ли меня удивишь.
Стесняются трубы завода
Тулузских оранжевых крыш.

Народ собирается в церкви —
Улучшить свой будущий день
Забыв на мгновенье о жертве
Бормочет свою дребедень.

Теряется свет средь косынок
Цветных так подобных листве
Бесшумно проснувшийся рынок
В осеннем поплыл веществе.

К финалу течёт мой сентябрь
Сверкает игристым вином
Примерно едва ли хотя бы
Он теплою грустью ведом.


Осенние танцы

Открыта форточка всю ночь:
Октябрь мрачен.
Себя мне надо превозмочь
Я грустью схвачен
И влажный запах кирпича
Что спит снаружи
Ползёт в окно грозой рыча
Предвестник стужи.

Я несмертельно одинок
Как остановка
Которая лишь есть предлог
Или уловка.
Гостеприимства чёткий знак
Бутылок восемь
Чтоб доказать что сам дурак
Не только осень.

Соседи прячутся в стене
И я их слышу
В дыре в полу по всей длине.
Луна над крышей
Скользит цепляется хвостом
За черепицу
А звёзды сонным большинством
Хотят напиться.

Вот небо занавес спустив
Над тишью станций
Легло на кроны старых ив
И ждёт оваций.
Я достаю красивый зонт
Настало время
Людей отправить на ремонт
Чтоб снова верить.

Прекрасна осень лишь тогда
Когда простуда
Французит нос и в холода
Гремит посуда
А время собственной рукой
Рисует танцы
И с каждым па мы ждём с тоской
Реинкарнаций.


Здравствуй

здравствуй моё одиночество
здравствуйте мои сомнения
здравствуйте письма без подписи
с чётким следом забвения
мой дом пустой чуть разрушенный
он терпит бури прощания
здравствуй детская комната
с белым пушком молчания.

я здесь я стою перед окнами
в которых земля расплывается
не зная в чём силы и слабости
как мир теперь называется.
здравствуйте дети промокшие
осенью в древней песочнице
я вам подарю фамилию
что всюду за мной волочится.

у времени ночь я наследую
шуршу перед ним я банкнотами
становится ночь придирчивей:
паденьем грозит и высотками.
здравствуй дивное прошлое
здравствуй моё настоящее
пятна восторженной памяти
белой луной блестящие.

осенью под балконами
встречаю я смерть и рождение
может всё это снится мне
полуденный сон наслаждение.
здравствуйте мои сомнения
здравствуй моё одиночество
бабочкой мечется в комнате
милое детства пророчество.


Новая Ева

Я — тому доказательство что
Мы все созданы светом и тьмою
Я способен сотворить тебе рай
И в аду запереть под землёю
Навсегда навсегда навсегда
Вознести в предрассветное небо
Облачить в междузвёздный туман
Чтоб низвергнуть тебя Новой Евой.

Я могу оборвать эту нить
Что тебя привязала к пространству
Беспорядочно грубо и влёт
И суметь навязать постоянство
Навсегда навсегда навсегда
Лишь ко мне — миллиметром удачи
Лишь ко мне — километрами снов
Лишь ко мне — элементу задачи.

Мне возможно тебя отключить
И включить тебе свет в кинозалах
Продлевать тебе каждую жизнь
Первобытным портретом на скалах
Навсегда навсегда навсегда
Поколения новой планеты
Обнаружат тебя в телескоп
И смешают с паденьем ракеты.

Поэтично тебя оскорблять
Принижать утрамбовывать в почву
Потому что ты кажется блядь
Навсегда навсегда навсегда
Мой талант непрерывно любить
За пороки свершения чувства
Лишь тебя лишь тебя лишь тебя
Мне придумывать это искусство.


Прощайте: всё.

Прощайте: всё, стихи, закат, весна,
Любви непрожитая горесть,
Вина, вино, затёртый лоскут сна
И незаконченная повесть.
Прощай, дороги полотно, тропа.
Мой дом, прости мои уходы,
Невозвращения. Прости, толпа,
Мне воспаления свободы.
Сады и парки, кривизна путей,
Дождей французских паутина.
Я с каждым новолунием слабей.
Хочу, согревшись у камина,
Смотреть, как за окном сшивает снег
Всё небо с чернотой земною,
И хоть бы рядом добрый человек
Какой-нибудь согрелся мною.

Прощайте, всё: трава, кусты, заря,
Рассветный розоватый полог,
Слова, написанные мною зря
Для тех, кто был когда-то дорог.
Прощай же, ночь, и даром мне прости
Желание увидеть полдень,
С которым тоже я прощусь в пути,
В зените лет с ним вставши вровень.
Прощай, молчание меж этих строк.
Прощайте, злые запятые.
Прости, мой ангел. Дни прости мне, Бог,
И ночи не совсем святые.
Прощайте: церковь, город и страна
С голодным ртом во сне горгульи.
Оттенки, ноты и полутона,
И муравейники, и ульи.

Необходимые, прощайте, лжи
Капканы, удочки и сети,
Блесна, приманка, заводь, камыши,
Попрятались в которых дети,
Минуя свой рожденья светлый день,
Что был бы вечность на повторе.
В покатом небе — солнце набекрень.
Прощай, далёкое Приморье.
Война и мир. Обломов. Чацкий. Дар.
Америка. Париж и Лондон.
Непроходимый босиком бульвар:
Скелет его авто обглодан.
Труба, завод, туман и смог, что над
Низиной утром распластался,
Внутри которого — хоть наугад.
Я в этом всём один остался.

Тела змеиные великих рек,
Высоких гор тела медвежьи
И не за что влюблённый человек
В меня — прощай. На побережье
Песок и камни. Вдалеке — утёс.
И белый парус одинокий.
Милонга елей и балет берёз.
И лунный свет, упавший в ноги.
Верёвки. Петли. Лестницы. Узлы.
Открученный баллона вентиль.
Прощай, ожог ночной крапивной мглы
И самый преданный свидетель
Сцепившихся в борьбе немногих слов,
Полученных давно в наследство.
Прощайте: угол, формы всех домов,
Наказано в которых детство.

В прощании прощение искать,
Возможно, нет и вовсе смысла.
Вот я иду на горизонт, опять
Над ним повисло коромысло,
И все цвета сливаются в один
Единственный — какой-то синий,
Как будто сверху некий господин
Дождём мешает судьбы линий
И преломляет белый звёздный свет.
Мерцают в сумерках пылинки.
Асфальт уж стёрся, и кому-то нет
Вперёд протоптанной тропинки.
А мне – лететь, как можно, выше всех,
И падать — дольше и больнее,
Неся в себе и грех, и стих, и смех,
Что с каждым разом тяжелее.


Утровторникбар

Зима не отпускает город
Ветра бушуют разрушая черепицу
Прохожий поднимает ворот
Порывы на антенне хохлят птицу
Ботинок мой на тротуаре
Следов не оставляет — только пятна тени
Я закрываюсь снова в баре
Чтоб через горло коньяком согреть колени.

Французский март: дожди и холод.
И одиночество в сети как и снаружи
Ещё не стар — уже не молод:
Реакции меж этим всем так неуклюжи.
Проходят смотрят вглубь витрины
На то что происходит в этом тёмном зале
В одиннадцать утра рутины
Так сердцу нынче дорогие тулузане.

А в баре в темноте с бокалом
В пещерах Слова вдалеке от войн и мира
Под лампой с тёплым светом алым
Доступные себе ищу ориентиры
В безвременном пространстве грусти
В пальто и намертво завёрнутые души
Момента ждут когда отпустит
Зима и станут все свободными от туши.

Уныло начался мой вторник
Бариста предлагает самый чёрный кофе
Возможно он как я затворник
Заложник вероятно неких философий
И остаётся он за стойкой
И игнорирует крушенье черепицы
И со своей такой настройкой
Мне в чашку добавляет палочку корицы.

Тела на улице уносит
И чей-то вой несёт с далёкого востока
От ветра каждый здесь гундосит
И заземляясь отдаёт всю силу тока
Страдающей земле природе
А я и так с ожогами в глубинах глотки
Бариста (будто бы в работе)
Достав две стопки понимает: может водки?