***
Пара
острых
тяжёлых
капель,
будто молотом о флакон,
разлили душистый увар
сирени плюс свежей почвы,
акации плюс мака,
множенное на карагач, ирис, каштан и тополь,
озон и актиномицеты —
из тех, что смогла вспомнить, —
минус дым родного города,
тухлость, душность, печаль его;
разделённое на всех сожителей,
кто в силах раскрыть ноздрю-две.
***
Когда в арыке
Бежит вода,
Знаю: сверху дождь.
Но когда ветер
Между волосами,
Папа говорит:
«Сейчас не спустится,
Зря ждёшь».
Кучеряво облака
Окутали вершины гор,
Притворяясь знатными особами
Французского двора,
Но затем, встряхнувшись
Ввысь обратно,
В тучи слились.
Тучи заменяют карту неба,
Когда надо тем
Лифчик снять,
Умыться,
Пообедать.
Жаркой духотой,
Жестоким ливнем
Отвлечённые,
Мы не видим
С ракурса луну,
Которая
Определённо
Дурачится
И корчит рожу.
Терренкур
У реки проходя,
Уподобься
Её скорости.
Свечение её
Прими на себя.
Дай ей взамен свою боль.
Свет её забери в себе,
Убеги, оставив ей боль.
Ухом захвати журчание,
Свежесть носом не забудь.
***
Паводком грусть переливается
Из сердечного сосуда в чашу глаз.
Бабочки огорода-живота
Могли бы сорвать движение,
Захватив на пути капельки
Со смесью пыльцы печали, бифидобактерий,
Взмахами крыльев заглушая
Поднимающийся из дремучих недр
Инородный страх;
Кружевами языческого танца вызвать
Облаков плач, цунами, шквал,
Без обещаний исполняющий грёзу тела;
Унести всё в себе,
Избавить его от
Разбившихся, выточившихся, заржавевших
Камней,
Во сне закопав их лопатой
Руками третьестепенного героя
Ближе к ядру земель.
Из серии «Томлюсь»
с момента
высадки наружу,
нареканья в уши,
первой стрижки ноготков,
обреза пут
случилось понабрать балластов
в карманы
сентиментальных датчиков на теле;
а когда
пришла пора
с выси сбросить их,
заметила себя
в скользкой, вязкой жиже,
прикованной,
словно Икар, к тому,
что должно́
было возвысить
ближе к морю неб,
дальше болот,
но что
тяжестью своей зыбучей
лёгши на шею,
тянет от того,
к чему
оставался
всего рывок
мышцей руки.
Осень
На солнечном спектре
От жёлтого до фиолетового
Колеблется наряд моей души
С сентября по ноябрь включительно
По григорианскому календарю.
В это время острее хочется
Кота,
Какао,
Кавалера.
Не выжимки самого интересного,
Не горячие заголовки спешных будней
Пересказывать человеку,
А делиться перетеканиями оттенков своего настроения,
Свежевыпеченной мысли глоток протягивать на пробу,
Не зная наперёд качества, состава, срока годности её.
Шорохом мёртвых листьев,
Шелестом сухой травы
Согреваться.
Вдыхать торжество
Увядающей по цветности,
Угасающей по Цельсию,
Впадающей в анабиоз
Силы утра.
Из серии «Говорило Вино» (Vinum Locutum Est)
Первый глоток,
Два.
Три.
«Ты,
Тот, что в стороне, —
Пей, либо уходи!»
Людей, что видишь
Только в полутьме,
Чьи о́тлиты луной
Были во мгле
Густые силуэты, —
Их чреда струится
Меж протяжённым
Первым и вторым
Миганием очей,
И пятым, и шестым —
Замедленным.
Тут мрак.
Вот сон.
Нет тебя,
Как нет всего.
Спустя полвечера
Тихою волной
Явится всё,
Явишься ты,
Словно с мешком на голове —
Спать не дома.
И сквозь сеть мешка
Слышны биты,
Доходит смех.
Пиво с бутыля, чтоб протрезветь.
Танцуй, подруга,
Приказываю петь!
***
Слова облекают чувства в прозрачную одежду. Контурами неряшливо застёгнутых рукавов, слегка недоглаженного ворота, асимметричных карманов едва облегают живое. Проявляют одеяние.
Словами можно описать окружность живого и не коснуться. Потому как атомы никогда не касаются друг друга. Слова никогда не долетают до адресата. Они теряются уже в глотке даже самого уверенного и басовитого мужика, выговорившего их чётко, от всего сердца и глядя прямо в глаза. Слова воздушным змеем вылетают, сгорая, как на входе в верхние слои неба, уже в груди. Всё умирает уже внутри. А конечным продуктом будет мятый целлофановый пакет, в котором ожидалось быть словам. Они будут брошены на землю, как только извергатель слов будет мёртв, посвящаемого не будет на месте, а новость о затухании звезды, тянувшаяся десятки тысяч лет, только дойдёт до новых цивилизаций.
Хотела бы променять слова на касания. Короткими волнами.
***
осыпанное заледенело
облитое закостенело
ручьями тягучее
льётся в спящем дыхании
ветхих тектонических клочков
пышущее онемело
движимое в камне
продолжает ёрзанье
не желая терять формы
до весны, как воплощенье надежды далёкой
минувшее вытянулось
беспогрешной линейкой
в бесконечную лестницу
на каждой ступеньке
вырисовав обрывки
удобрения спатифиллума
отрезанные за все годы локоны
танцуют одной цепочкой неистощимой
бесцветной прядью на уровне груди
как щит навостривши выбившиеся лески
в ожиданьи новых банок со свежими красками
по берегам ближайшей кораблёвой лужи
в это самое время сплошь и рядом формируется
капучино со льдом в большой кружке
пустыню укрывают приливы декабря
пустыню месяц тянет сыпаться
Мой муж умер
Мой муж умер,
Когда на ледяных часах осколков времени
Протикали последние удары его вздохов.
Мой муж умирал во мне.
Я умирала в нём.
Мой муж умер, наконец.
Я осталась вдовой.
Он остался во мне,
Прахом окуривая мою обитель
В пепельнице моих легких,
При каждом выдохе задымляя мои глазницы,
Провоцируя литься слезам,
Омывая песчаные складки
Моего измятого лица.
Когда кончается траур по любимым?
Сорок дней — с родичами;
Четыре месяца — анатомически;
Из года в год — ради свекровей.
Сколько умирают мужья?
Когда умрёт мой муж во всём объёме?
Когда чёрные платья сменятся на зелёные?
Когда смогу плести узоры из волос?
Когда смогу бегать, не шурша его прахом,
Рассыпаясь оттого с каждым проклятым шагом сама?
Ты не хотел уходить, не оставив следа.
Ты оставил грязный след, глубоко втоптав его в меня,
Втоптав меня с собой в землю.
Умри, муж, умри.
Оставь меня.
Я хочу жить!
Я хочу жить без тебя.
***
Снег — сперва сахар песочный,
Хлопья молочные — после,
Мука сеяная — сейчас, —
Просится
Его
Испечь.
На двадцать пять минут —
При минус шести.
Подавать остуженным в морозильнике,
С кокосовой стружкой,
Воробьям,
Майнам,
Воро́нам —
По ложке
Два раза в день.
***
Сон с кровью.
Кровный сон.
Каша с кровью.
С куртом из крови,
Зажатым красной ладонью.
Снег в крови.
Пелёнкой земли
Наливаются розовые щёки.
Ковёр в крови.
Кровь в ковре.
Кровный ковёр,
Сплетённый семью клубнями семи бабушек семейства.
Бабушки в крови.
Семя в крови.
Целую в крови.
Кора в крови.
Кров в крови.
Корова в крови.
Корона в крови.
Рвы в крови.
Рву кровью.
Вру кровью.
Крашу кровью.
Крошу кровью.
Карандаш кровью.
Кривая крови
В снежном ручье.
Я ранена.
Я раню.
Я роняю.
Я роняю.
Я роняю.
Пара
острых
тяжёлых
капель,
будто молотом о флакон,
разлили душистый увар
сирени плюс свежей почвы,
акации плюс мака,
множенное на карагач, ирис, каштан и тополь,
озон и актиномицеты —
из тех, что смогла вспомнить, —
минус дым родного города,
тухлость, душность, печаль его;
разделённое на всех сожителей,
кто в силах раскрыть ноздрю-две.
***
Когда в арыке
Бежит вода,
Знаю: сверху дождь.
Но когда ветер
Между волосами,
Папа говорит:
«Сейчас не спустится,
Зря ждёшь».
Кучеряво облака
Окутали вершины гор,
Притворяясь знатными особами
Французского двора,
Но затем, встряхнувшись
Ввысь обратно,
В тучи слились.
Тучи заменяют карту неба,
Когда надо тем
Лифчик снять,
Умыться,
Пообедать.
Жаркой духотой,
Жестоким ливнем
Отвлечённые,
Мы не видим
С ракурса луну,
Которая
Определённо
Дурачится
И корчит рожу.
Терренкур
У реки проходя,
Уподобься
Её скорости.
Свечение её
Прими на себя.
Дай ей взамен свою боль.
Свет её забери в себе,
Убеги, оставив ей боль.
Ухом захвати журчание,
Свежесть носом не забудь.
***
Паводком грусть переливается
Из сердечного сосуда в чашу глаз.
Бабочки огорода-живота
Могли бы сорвать движение,
Захватив на пути капельки
Со смесью пыльцы печали, бифидобактерий,
Взмахами крыльев заглушая
Поднимающийся из дремучих недр
Инородный страх;
Кружевами языческого танца вызвать
Облаков плач, цунами, шквал,
Без обещаний исполняющий грёзу тела;
Унести всё в себе,
Избавить его от
Разбившихся, выточившихся, заржавевших
Камней,
Во сне закопав их лопатой
Руками третьестепенного героя
Ближе к ядру земель.
Из серии «Томлюсь»
с момента
высадки наружу,
нареканья в уши,
первой стрижки ноготков,
обреза пут
случилось понабрать балластов
в карманы
сентиментальных датчиков на теле;
а когда
пришла пора
с выси сбросить их,
заметила себя
в скользкой, вязкой жиже,
прикованной,
словно Икар, к тому,
что должно́
было возвысить
ближе к морю неб,
дальше болот,
но что
тяжестью своей зыбучей
лёгши на шею,
тянет от того,
к чему
оставался
всего рывок
мышцей руки.
Осень
На солнечном спектре
От жёлтого до фиолетового
Колеблется наряд моей души
С сентября по ноябрь включительно
По григорианскому календарю.
В это время острее хочется
Кота,
Какао,
Кавалера.
Не выжимки самого интересного,
Не горячие заголовки спешных будней
Пересказывать человеку,
А делиться перетеканиями оттенков своего настроения,
Свежевыпеченной мысли глоток протягивать на пробу,
Не зная наперёд качества, состава, срока годности её.
Шорохом мёртвых листьев,
Шелестом сухой травы
Согреваться.
Вдыхать торжество
Увядающей по цветности,
Угасающей по Цельсию,
Впадающей в анабиоз
Силы утра.
Из серии «Говорило Вино» (Vinum Locutum Est)
Первый глоток,
Два.
Три.
«Ты,
Тот, что в стороне, —
Пей, либо уходи!»
Людей, что видишь
Только в полутьме,
Чьи о́тлиты луной
Были во мгле
Густые силуэты, —
Их чреда струится
Меж протяжённым
Первым и вторым
Миганием очей,
И пятым, и шестым —
Замедленным.
Тут мрак.
Вот сон.
Нет тебя,
Как нет всего.
Спустя полвечера
Тихою волной
Явится всё,
Явишься ты,
Словно с мешком на голове —
Спать не дома.
И сквозь сеть мешка
Слышны биты,
Доходит смех.
Пиво с бутыля, чтоб протрезветь.
Танцуй, подруга,
Приказываю петь!
***
Слова облекают чувства в прозрачную одежду. Контурами неряшливо застёгнутых рукавов, слегка недоглаженного ворота, асимметричных карманов едва облегают живое. Проявляют одеяние.
Словами можно описать окружность живого и не коснуться. Потому как атомы никогда не касаются друг друга. Слова никогда не долетают до адресата. Они теряются уже в глотке даже самого уверенного и басовитого мужика, выговорившего их чётко, от всего сердца и глядя прямо в глаза. Слова воздушным змеем вылетают, сгорая, как на входе в верхние слои неба, уже в груди. Всё умирает уже внутри. А конечным продуктом будет мятый целлофановый пакет, в котором ожидалось быть словам. Они будут брошены на землю, как только извергатель слов будет мёртв, посвящаемого не будет на месте, а новость о затухании звезды, тянувшаяся десятки тысяч лет, только дойдёт до новых цивилизаций.
Хотела бы променять слова на касания. Короткими волнами.
***
осыпанное заледенело
облитое закостенело
ручьями тягучее
льётся в спящем дыхании
ветхих тектонических клочков
пышущее онемело
движимое в камне
продолжает ёрзанье
не желая терять формы
до весны, как воплощенье надежды далёкой
минувшее вытянулось
беспогрешной линейкой
в бесконечную лестницу
на каждой ступеньке
вырисовав обрывки
удобрения спатифиллума
отрезанные за все годы локоны
танцуют одной цепочкой неистощимой
бесцветной прядью на уровне груди
как щит навостривши выбившиеся лески
в ожиданьи новых банок со свежими красками
по берегам ближайшей кораблёвой лужи
в это самое время сплошь и рядом формируется
капучино со льдом в большой кружке
пустыню укрывают приливы декабря
пустыню месяц тянет сыпаться
Мой муж умер
Мой муж умер,
Когда на ледяных часах осколков времени
Протикали последние удары его вздохов.
Мой муж умирал во мне.
Я умирала в нём.
Мой муж умер, наконец.
Я осталась вдовой.
Он остался во мне,
Прахом окуривая мою обитель
В пепельнице моих легких,
При каждом выдохе задымляя мои глазницы,
Провоцируя литься слезам,
Омывая песчаные складки
Моего измятого лица.
Когда кончается траур по любимым?
Сорок дней — с родичами;
Четыре месяца — анатомически;
Из года в год — ради свекровей.
Сколько умирают мужья?
Когда умрёт мой муж во всём объёме?
Когда чёрные платья сменятся на зелёные?
Когда смогу плести узоры из волос?
Когда смогу бегать, не шурша его прахом,
Рассыпаясь оттого с каждым проклятым шагом сама?
Ты не хотел уходить, не оставив следа.
Ты оставил грязный след, глубоко втоптав его в меня,
Втоптав меня с собой в землю.
Умри, муж, умри.
Оставь меня.
Я хочу жить!
Я хочу жить без тебя.
***
Снег — сперва сахар песочный,
Хлопья молочные — после,
Мука сеяная — сейчас, —
Просится
Его
Испечь.
На двадцать пять минут —
При минус шести.
Подавать остуженным в морозильнике,
С кокосовой стружкой,
Воробьям,
Майнам,
Воро́нам —
По ложке
Два раза в день.
***
Сон с кровью.
Кровный сон.
Каша с кровью.
С куртом из крови,
Зажатым красной ладонью.
Снег в крови.
Пелёнкой земли
Наливаются розовые щёки.
Ковёр в крови.
Кровь в ковре.
Кровный ковёр,
Сплетённый семью клубнями семи бабушек семейства.
Бабушки в крови.
Семя в крови.
Целую в крови.
Кора в крови.
Кров в крови.
Корова в крови.
Корона в крови.
Рвы в крови.
Рву кровью.
Вру кровью.
Крашу кровью.
Крошу кровью.
Карандаш кровью.
Кривая крови
В снежном ручье.
Я ранена.
Я раню.
Я роняю.
Я роняю.
Я роняю.
